Теперь он знал, что такой подход к Софии не принесет результатов. Мало того, что он этим рассердит ее, она, вне всякого сомнения, найдет возможность освободиться, вылезет в окно и все это только для того, чтобы доказать свою независимость.
Ему этого и доказывать теперь не надо.
Тогда казалось, что ему просто нужно поговорить с ней как со взрослой, разумно и взвешенно. В этом была его ошибка, теперь понимал он. С самого начала он пытался ею манипулировать, склонить Софию делать то, что было угодно ему. Сначала он воспользовался ее сочувствием, сделав ей предложение, лежа на больничной койке. Он отмахнулся от своих страхов получить отказ, просто убедив себя в том, что она выполнит свое обещание. А когда она категорически отвергла его нелепое предложение, он принялся и так и эдак ее уговаривать, напирая на абсурдную идею долга перед Англией. Какая женщина польстилась бы на это?
Когда и это не увенчалось успехом, он пролез в штат ее прислуги и заключил с ней абсурдную сделку. Да что там, он даже подкупил барона Риггса, чтобы тот запер их с Софией на ночь в тюрьме, надеясь, что, не устояв перед позывом своей страстной натуры, она охотно выйдет за него замуж.
Ну и что же ему принесли его усилия? Он остался с тем же, с чего начинал, стоя в ее прихожей с просьбой увидеться с ней. Только теперь у него были опасения, не настолько ли плоха ситуация, что она может даже не снизойти до разговора с ним.
Впрочем, подумал он, весь приобретенный им опыт не имеет никакого значения. Все допущенные им в прошлом ошибки снова будут повторяться, если у него не появятся иные возможности. Он не может допустить, чтобы София подверглась риску в этой безумной поездке. Если ему не удастся ее переубедить, придется просто связать ее.
Приняв такое решение, он продолжал расхаживать взад-вперед внизу лестницы, ожидая ее появления. Увы, но она всячески избегала встреч с ним. Как только он появился в доме ее тети, София тут же удалилась в свою спальню, и с тех пор он ее не видел. Он передал ей весточку, но ответа не последовало.
Если бы он по-прежнему был их дворецким, он бы нашел повод подняться наверх к ее спальне. Однако его статус гостя вообще не давал ему права подниматься на верхние этажи.
Безусловно, это его не остановило бы, если бы Бауэн не загородил ему проход с решимостью одного из лучших пехотинцев его собственного полка. Едва сдерживаясь, чтобы не накинуться на пожилого слугу с кулаками, майор был вынужден топтаться внизу.
Она избегает его. В этом он не сомневался. Он не слепой и не мог не заметить ту напряженность, которая витала в комнате сегодня утром. Правда, он приписал это своему возбужденному воображению, счел порождением вожделения, охватившего его тело желания, возможно, даже не покидающих его мыслей о любви. Его непрошеной любви.
Может быть, она испытывает такое же смятение и таким образом пытается разобраться со своими чувствами? Но сама эта мысль была невыносимой. София и близко не такая трусиха. Правда состоит в том, что она просто не желает быть в его обществе.
Что заставляло майора смотреть на предстоящую поездку еще более угрюмо.
София сжимала пальцы рук, сама не веря, что прячется в своей комнате, как малое дитя. Она взглянула на записку майора. Он хотел немедленно поговорить с ней об этой, вероятно, опасной поездке.
Ясно, он не желал, чтобы она ехала домой к сумасшедшему Латимеру. Но почему? Впрочем, это не важно. Вообще-то, она и сама сомневалась в том, что стоит туда ехать, но лорд Кайл был чрезвычайно настойчив. Это очень важно, подчеркнул он во время ланча. А для Реджинальда вообще мало что являлось важным.
Тем не менее она пока не определилась. Как она может ехать куда-либо с Энтони, если еще не решила, как себя вести? Она только-только поняла истинную глубину своих чувств к нему. Но чтобы перейти от этой потрясшей ее мысли к предложению тети Агаты…
Это слишком смелый шаг для нее, слишком быстрый. Она просто не в состоянии сорвать с себя одежду и соблазнить его. Как она может?!
София скользнула взглядом по своему практичному желтому муслиновому платью. Оно было достаточно старым, чтобы легко его разорвать, но она не могла этого сделать. Это было бы слишком дерзко, слишком нарочито, слишком противоречило бы всей ее предыдущей сдержанности. К тому же, после всего, что она сделала, чтобы разозлить майора, она искренне сомневалась в том, что он когда-нибудь сможет ее простить, сорви она с себя одежды или нет. И она просто не сможет унизиться до такой степени, чтобы броситься ему на шею.
Но потом она вспомнила, как он выглядел этим утром, окруженный ореолом солнечного сияния, в мундире, блестящем золотом. Мощь его сильного тела не была очевидна лишь слепому. Она вспомнила морщинки, окружавшие его рот и глаза, морщинки, возникшие из-за болей в ноге и досады на сложившиеся обстоятельства. Она вспомнила все, что в нем было ей дорого, и, более того, поняла, что постарается найти в нем отклик, по крайней мере, будет просить у него прощения.
Обернувшись, она бросила взгляд на дверь, внутренним взором видя перед собой майора. И в это мгновение мысль о том, чтобы сорвать с себя одежду, уже не показалась ей такой уж невозможной. В конце концов, не так давно он не имел ничего против этого.
Она решила попробовать. Но сперва нужно было найти идеально подходящее для этого платье.
Энтони по-прежнему стоял внизу лестницы, когда София наконец спустилась. Экипаж уже ждал, и все были готовы к отъезду. То есть все, кроме матери Лидии, которая заявила, что эта поездка слишком для нее вульгарна и оскорбительна.