– Конечно, – согласился он, кивая.
Наклоняясь вперед к плошке с водой, он громко застонал.
– Может, вы бы помогли мне в этом? Что-то нога разболелась сегодня, – попросил он, с трудом ворочаясь.
– Разумеется, – сказала она, не в состоянии отказать ему в помощи.
Он шумно вздохнул, откидываясь на спину, и София с тревогой подумала о том, что сырость подвала, возможно, плохо сказывается на состоянии его ноги.
– Может, я позову барона? Если ваша нога…
– Меня не пугает перспектива провести ночь в винном погребе, – сказал он твердым решительным тоном, но София не уступала.
– Правда, майор, глупо из-за гордости рисковать здоровьем. Гордость не ослабит вашу боль. Гордость не излечит вашу ногу, не предотвратит лихорадку. Сказать по правде, я считаю, что гордость – самое бесполезное из всех чувств.
– Правда?
Он открыл глаза, и Софию пронзил его острый взгляд. Она поняла, на что он намекает. Он считает, что именно ее гордость не дает ей пойти с ним под венец. Она должна избавить его от этого заблуждения.
– К моему решению оставаться незамужней моя гордость не имеет никакого отношения.
– Тогда, вероятно, упрямство заставляет вас стоять на своем без всяких разумных причин?
– Вам невозможно противиться, майор. Только бездушное существо устоит перед вами.
Однако, уже говоря это, София замялась, неприятно осознавая, что его замечание, возможно, справедливо. Она столько времени посвятила борьбе с майором, что даже не подумала о себе или о своем будущем. В конце концов она оказалась с ним в тюрьме, и ее репутация, несомненно, будет запятнана.
– Давайте я позабочусь о ваших ранах, – сказала она, прогоняя эти мысли прочь.
Он снова кивнул и принялся стягивать рубашку. София испуганно отшатнулась, глядя на изодранную и окровавленную белую льняную ткань, затем еще с минуту она смотрела на открывшуюся золотистую кожу и бугристые мышцы под ней.
– Что вы делаете? – взвизгнула она.
Он замер в позе, во всей красе, демонстрирующей его великолепную мускулатуру, что привело ее в совершенное замешательство. Она не замечала его улыбки, пока он не начал говорить.
Вы же не сможете промыть мои раны через одежду.
– Гм-м, да, – признала она, почувствовав, как у нее внезапно пересохло в горле. – Разумеется. Продолжайте.
– Не сомневайтесь, – сказал он бархатным голосом. – Я продолжу.
София тяжело сглотнула, не зная, как подступиться. Он был так огромен.
– Возможно, вам следует начать со спины.
– Ах да, пожалуй, со спины.
Она наблюдала, как он переворачивается, думая о том, что такое начало будет гораздо менее интимным, поскольку его глаза будут обращены в пол, и он не сможет видеть румянец ее смущения. Но когда он наконец устроился, она поняла ошибочность своих надежд…
Она не думала, что мужская спина может вызвать такие чувства, но перед ней сейчас открылась мужская плоть в таком объеме, какого ей раньше видеть не приходилось. Не в состоянии сдерживаться, она протянула руку и погладила его золотистую кожу, восхищенно наблюдая, как под ней в ответ зашевелились мышцы.
Боже мой, как же он великолепен!
Затем, не отдавая себе отчета в своих действиях, она провела пальцами по грубому шраму, начинающемуся под правой лопаткой и рассекающему его бок сверху вниз. Софию поразила его длина. Она похолодела, представив, какой была рана, которая его оставила.
– Должно быть, ужасно болело, – тихо промолвила она. – А теперь это лишь неровная розовая полоса.
– Да, – сказал он почти беззвучно, как будто простонал.
– Майор? – спросила она, встревожившись. – Вам больно?
– О да, – простонал он. – Насколько может быть больно, когда лежишь на животе.
– Тогда я позову…
– Нет!
Он так энергично воскликнул, что едва не подскочил на кровати.
– Ах! – вымолвила она, догадываясь, что он имел в виду. – Боитесь, будет больно, когда я начну промывать ваши раны? Но я должна их обработать, чтобы они не загноились. Она наклонилась вперед, осторожно к нему прикасаясь. – Вы храбрый воин и должны терпеть боль, не жалуясь.
– Да, – согласился он совершенно бесстрастно. – Очень храбрый воин.
София кивнула, хотя совсем не поняла его тон. Затем она отжала льняную ткань нетвердой рукой и аккуратно приложила ее к самой глубокой ране на спине майора. Он лишь слегка вздрогнул, затем расслабился, и она стала оттирать крошечные чешуйки запекшейся крови.
– Ничего особенно страшного нет, – сказала София. – Думаю, даже шрамов не останется.
– Они не посмеют остаться, – ответил он и принужденно рассмеялся. – После ваших нежных прикосновений не посмеют.
София невольно смягчилась.
– Вы всегда говорите такие возмутительные вещи, лежа на больничной койке?
– Вы пробуждаете мое чувство юмора. Так всегда было, – сказал он тихим, задумчивым голосом, и София прервала свою работу и стала смотреть на его густые волнистые волосы.
– Полагаю, я пробуждаю вашу раздражительность, ваше стремление командовать и вашу настырность.
– И это тоже.
Она почувствовала, что он улыбается, и не могла не улыбнуться в ответ. Так приятно было просто наслаждаться обществом майора, а не бороться с ним.
– Я так скучала по этому, – сказала она, отжимая полотенце.
– Почему?
Он приподнялся на локтях, но она его толкнула, снова укладывая.
– По беседам без споров. Мы не занимались этим с тех пор, как вы лежали в госпитале.
– Я считал секунды до вашего возвращения. Я начинал с восьмидесяти двух тысяч восьмисот и считал в обратном порядке.