Она встала и позволила констеблю помочь ей сойти на землю. Майор сразу же последовал за нею, ступив на землю позади нее, словно стремясь прикрыть ее хотя бы таким образом. Когда они двинулись ко входу в дом барона, она ощутила, что он, обхватив ее, притянул к себе поближе, защищая в своих объятиях. В другое время она бы воспротивилась его решительной опеке. Но сейчас у нее не было сил бороться, ее тело и душа онемели, и она лишь прильнула к его боку.
Когда они входили в дом, она ощутила, что он слегка припадает на больную ногу. Сейчас, когда она так крепко была к нему прижата, его хромота от нее не укрылась. Ощущая свою вину, она освободилась от его ограждающих объятий. В конце концов, она устроила весь этот переполох, майор не должен страдать из-за ее деяний.
– Не нужно оберегать меня, майор, – негромко промолвила она. – Вы намного больше пострадали, чем я. Особенно это касается вашей раненой ноги.
– Если и есть женщина на свете, которую нужно оберегать, то это вы, София. Боже мой, только подумать, что могло случиться!
В его голосе чувствовалась усталость и почти осязаемая злость, и когда она заглянула ему в глаза, то увидела там до сих пор не отступивший страх. Страх, несомненно, за нее.
– Наверное, теперь вы понимаете, почему я беспокоюсь о вашей ноге, – сказала она.
Хотя сказано это было мягким тоном, действие ее слова возымели, так как все его тело сковала напряженность. Встретив его удивленный взгляд, София прочла в нем безошибочно: майор правильно понял, что она имела в виду. Некоторые страхи живут, невзирая на здравый смысл. Она всегда будет волноваться о его здоровье, так же как и он всегда будет чувствовать ужас вспоминая события этого дня.
Эта мысль странным образом грела ей душу, как будто это их как-то связывало. Но у нее не было времени обдумать это, так как события снова стали разворачиваться стремительно. Они прошли в главную гостиную барона. Джентльмены столпились вокруг них, оттирая их назад в холл. Констебль вытащил ее и майора на середину комнаты и, бросив на них сердитый взгляд, отошел в сторону. Вокруг них образовалось немного свободного пространства, и София в первый раз за последние двадцать минут вдохнула полной грудью. Стоявший рядом с ней майор выпрямил спину, но от нее не отошел.
Барон принялся не спеша открывать все окна в комнат. Очень скоро за каждым раскрытым окном показывалась плотная стена любопытных лиц тех, кому не хватило места в гостиной. Обойдя здание, они заглядывали внутрь через оконные проемы. Наконец, покончив с этим занятием, барон поднял руку вверх и с напыщенной торжественностью стал дожидаться, когда граждане Стаффордшира обеспечат тишину. Ждать пришлось довольно долго.
Когда установилось некое подобие порядка, барон повернулся к Софии, обращаясь к ней своим громоподобным голосом.
– Леди София, – начал он, – сегодня вы стали причиной общественных беспорядков и ущерба на несколько сот фунтов. Что вы можете сказать в свое оправдание?
– Только то, что петушиные бои – отвратительное нецивилизованное развлечение, нелепость которого сравнима лишь с глупостью птиц и зрите…
– София!
Это вмешался майор. Он выдвинулся вперед.
– Может быть, лучше я за вас скажу?
– Да – строго сказал барон. – Майор Вайклифф, эта языкастая дама на вашей ответственности?
– Ни в коем случае! – воскликнула София.
Она попыталась шагнуть вперед, но майор загородил ей путь, искусно пресекая ее дальнейшие возражения. Она открыла было рот, чтобы возмутиться, но майор заговорил раньше, устремив на барона безнадежный взгляд.
– В этом и заключается все дело, сэр. Эта молодая леди отказывается выйти за меня замуж. Если бы мы были женаты, я имел бы больше влияния на выбор ее развлечений. А так, – добавил он, грустно пожимая плечами, – мне остается лишь следовать за ней и как-то смягчать последствия.
София была потрясена. Как он мог перевести разговор в такую плоскость? Это так унизительно! Толпа взорвалась хохотом, то подбадривая майора, то насмехаясь над ней. А барон, вместо того чтобы призвать к порядку, лишь поощрял их. Явно наслаждаясь оказываемым ему вниманием, он первым улыбнулся зрителям, затем печально покачал лысой головой.
– Действительно, это затруднение, – весомо высказался он.
«Затруднение?» – потрясенно подумала София. Это… этот спектакль – затруднение? Глядя вокруг себя, она чувствовала, что у нее начинается истерика. Как она из лондонской гостиной попала сюда, став объектом этого фарса, который будут обсуждать еще не одно поколение?
Единственная ее надежда состояла в том, что майор каким-то образом завершит эту историю. Она собиралась полагаться только на себя, но теперь, по правде говоря, опешила. Она глядела на него, надеясь на чудо, но испытала лишь отчаяние.
Лицо майора, полностью лишенное всяких эмоций, не выражало ничего. Точно такой же вид был и у нее, когда ей уже не хватало сил терпеть, когда Лондон ей опротивел настолько, что она ушла, даже не оглянувшись напоследок.
Так же выглядел сейчас и майор. И она не могла его за это винить. По правде говоря, ведь именно этого она от него и хотела, так ведь? Она хотела показать себя настолько вульгарной, чтобы он немедленно отправился в Лондон и нашел себе там молоденькую невесту, не имеющую ничего общего с петушиными боями и перспективой оказаться в тюрьме.
София прикусила губу. Теперь уже поздно сожалеть. Ей оставалось только молиться, чтобы вся эта история побыстрее закончилась, и приложить все усилия, чтобы, насколько возможно, сохранить при этом собственное достоинство.